МОСКВА, 24 ноя — РИА Новости.
Прототип легендарного русского богатыря Добрыни Никитича — фигура туманная, но современные ученые не сомневаются: герой сотен былин вполне реален. Более того, даже сказание о его битве со Змеем Горынычем вовсе не выдумка. Кем были на самом деле эти персонажи, когда, где и как — разбирался корреспондент РИА Новости.
Источник: РИА "Новости"
«Ударил змею по хоботам»
Каких только историй нет про Добрыню Никитича! Он ведет сложные дипломатические переговоры со степными племенами, крадет жену для князя Владимира и даже дерется с Ильей Муромцем. Однако самым известным сюжетом стал его поединок со змием. Непонятно, правда, как выглядело чудище, — существуют разные интерпретации. То ли у него три головы, а то ли и вовсе двенадцать. В каких-то сюжетах упоминается об «огненных крыльях» и неких «двенадцати хоботах».
«Ударил он змею было по хоботам, отшиб змеи двенадцать же хоботов, сбился на змею да он с коленками, выхватил ножище да кинжалище, хоче он змею было пороспластать», — гласит одна из былин.
Как выяснили ученые, в основе многочисленных сюжетов о битве богатыря со змеем лежит миф, появившийся в северной Руси, скорее всего, в Новгороде.
Он так и называется: «Сказание о змияке». Именно на его основе появился легендарный Змей Горыныч (то есть змей размером с гору). Судя по всему, миф был составлен в конце XI века.
С тех пор это сказание жило в устном предании жителей Новгорода. В середине XIX века известный русский этнограф Павел Якушкин записал рассказ местного крестьянина о змияке:
«Этот зверь-змияка жил на этом самом месте, вот где теперь скит святой стоит, Перюньский. Кажинную ночь этот зверь-змияка ходил спать в Ильмень озеро с Волховскою коровницею. И перешел змияка жить в Новгород».
Черт из Волхова
Рассказ перекликается с еще одним преданием — о некоем чародее, жившем в реке в обличье «лютаго зверя крокодила». Его, как и «зверя-змияку», постигла печальная участь: когда князь Владимир крестил Новгород, то горожане «схватили змияку да бросили в Волхов».
«Черт оказался силен: поплыл не вниз по реке, а в гору — к Ильмень-озеру. Подплыл к старому своему жилью — да и на берег! Володимер князь велел на том месте церковь рубить, а дьявола опять в воду», — гласит предание.
Церковь назвали Перюньской, то есть по имени славянского бога Перуна. Следовательно, заключают ученые, под «змиякой» составители сказания имели в виду огромного идола этого божества. Его установили в Новгороде за несколько лет до принятия христианства.
Крещение «огнем и мечем»
Легенда о змияке-Перуне гласит, что князь Владимир лично крестил Новгород, где он некогда правил. Вот только на самом деле в 990 году его там не было.
«Князь Владимир лично крестил только Киев и Ростов Великий. Остальные города, он, судя по всему, чисто физически не смог бы объехать. Поэтому он поручил это важное дело своим сподвижникам», — отмечает заведующий кафедрой общей и русской церковной истории и канонического права богословского факультета Православного Свято-Тихоновского гуманитарного университета священник Александр Щелкачев.
А Новгород был особенно важным для князя городом — ключевым пунктом торгового пути «из варяг в греки», за счет которого и жило Древнерусское государство. Поэтому, как гласит Иоакимовская летопись, Владимир отправил туда «своего дядю Добрыню со священниками».
Миссию из Киева новгородцы не приняли. Жрецы собрали вече, на котором постановили не пускать христиан в город и «не дати идолы опровергнути». Однако Добрыня со слугами пошли на противополжный берег Волхова, на торговую сторону, где окрестили несколько сотен человек.
«Тогда тысяцкий новгородский Угоняй ездя всюду вопил: лучше нам помрети, нежели боги наша дать на поруганиею. Народ же освирепев, дом Добрынин разориша, имение разграбша: жену и неких его от сродников избиша», — свидетельствует летописец.
В итоге Добрыня был вынужден применить в ответ силу. Ночью 500 воинов под руководством воеводы Путяты тайно высадились на берегу Волхова как раз возле капища Перуна. Но его трогать не стали — чтобы не поднимать тревогу. Вместо этого они захватили двор Угоняя. Пока там шел бой, Добрыня со своей дружиной беспрепятственно вошел в город — и поджег дома, дабы язычники ринулись спасать имущество и перестали сражаться с Путятой. Хитрый план удался — в итоге языческие жрецы, оставшись без воинов, попросили мира у киевских гостей.
После этого Добрыня «повелехом всем крещенным кресты на шее, ове деревянны, ово медянны и каперовы на выю возлгагати», а идол Перуна был сброшен в реку. И с тех пор, гласит летопись, новгородцы говаривали: «Путята крести мечем, а Добрыня огнем».
Загадки народной памяти
«Именно этот Добрыня и рассматривается в качестве прототипа богатыря Добрыни Никитича. Ведь в былинах подчеркивается его знатное происхождение — сын боярский», — объясняет отец Александр Щелкачев.
Правда, не совсем понятно, родственником по какой линии он приходился князю Владимиру. В летописях говорится, что когда князь Святослав Игоревич разделил в 970 году Киевскую Русь между сыновьями, Владимир отправился править Новгородом вместе с дядей Добрыней. В хрониках он назван братом его матери — наложницы Малуши. По еще одной версии, он был потомком варяжского воеводы Свенельда, который несколько лет после смерти Святослава фактически правил Русью.
Однако хроники настаивают именно на рабском происхождении Добрыни, о чем свидетельствует история сватания Владимира и Рогнеды, дочери полоцкого князя Рогволода. Та трижды отказала ему со словами: «Не хочу я за робичича», то есть сына рабыни. Именно это, согласно летописям, сильно оскорбило брата Малуши Добрыню, и когда Рогнеда уже готовилась к свадьбе со старшим братом Владимира Мстиславом, Добрыня предложил Владимиру просто похитить невесту брата. Что и было исполнено.
Этот сюжет вошел в былины. Правда, там он куда менее мрачен: князь Владимир, когда на пиру «стал пьянешинек да веселешинек», возмутился тем, что у всех есть жены, а у него — нет. Тогда он направил Добрыню Никитича вместе с богатырем Дунаем Ивановичем к «ляховинскому королю» — польскому правителю, чтобы тот выдал дочь Апраксию. После многочисленных приключений герои все же выполнили поручение князя.
То есть былинный Добрыня Никитич и его исторический прообраз противоположны друг другу по характерам: в народных сказаниях нигде не говорится о его жестокости. Наоборот, он стал для народа примером доблести.
«Число сюжетов про Добрыню Никитича, вероятно, превосходит даже сказания про Илью Муромца. Есть мнение, что эпос о нем складывался позже эпохи Киевской Руси. С X века прошло много времени, и у нашего народа изменились ориентиры этического плана. Это характерная черта нашей памяти: даже совсем недавние события, как, например, Великую Отечественную войну, ее участники, мои родители, интерпретируют не так, как мой сын», — объясняет в беседе с РИА Новости замглавы Центра русского фольклора Государственного российского дома народного творчества Екатерина Дорохова.
То есть в каждую эпоху — свои приоритеты. Именно поэтому, по словам фольклориста, на первый план в народном сознании вышла воинская доблесть Добрыни Никитича.
«Тем более что Россия всегда воспринималась как страна бесстрашных воинов, готовых на подвиг. И наши граждане особо почитали святых воинов, того же Александра Невского. Было не так уж важно, какой он человек. Главное — какой он воин», — заключает специалист.
Свежие комментарии